Удалось Дюку найти и коробку из-под ботинок, которую Мейбелин велела ему непременно забрать.

Коробка лежала именно там, где она сказала, – в кухне на посудном шкафчике, под самым потолком, и, чтобы добраться туда, Дюку пришлось принести из кладовки стремянку. Мейбелин велела ему ни в коем .случае не открывать коробку, но Дюк плевал на предостережение сестры. В самом деле, какого черта В коробке лежал блестящий никелированный револьвер, завернутый в полотенце. Дюк некоторое время рассматривал оружие, не касаясь его, чтобы не оставить отпечатков пальцев, потом закрыл коробку и отставил ее в сторону.

«Очень интересно, – подумал он. – Надо будет выяснить поподробней, чья это „пушка“ и чем она так дорога Миле».

Потом он вытащил из футляра все часы и разложил их на кровати. Высыпал из шкатулок запонки и перстни. Снова пересчитал деньги – просто чтобы удостовериться, что в первый раз не ошибся.

Ему очень хотелось поговорить с сестрой немедленно, но он знал, что ей разрешат позвонить ему только утром.

Проклятье! Ему очень не хватало Мейбелин. Без нее Дюк чувствовал себя очень одиноким, почти несчастным. Между ними существовала крепкая, почти физическая связь (что было неудивительно, ведь они были двойняшками!), и, разлучаясь, оба начинали страдать друг без друга.

И, вертя в руках золотые часы на золотом же браслете, Дюк неожиданно подумал о том, что он может сделать, чтобы вытащить Мей из тюряги.

Миле не спалось. Равнодушие, с каким Мейбелин восприняла известие об изнасиловании горничной, испугало ее. Сама она никак не могла определить, что за человек этот Дюк. Как ему хватило наглости – забравшись в чужой дом и зная, что его каждую минуту могут накрыть, – преспокойно развлекаться с горничной? И почему он все еще не пришил Ленни? Ведь главное было именно это!

Рано утром, еще до подъема, она разбудила Мейбелин:

– Слушай, ты должна еще раз поговорить со своим братом. Мне нужно, чтобы он доставил мою посылку сегодня же.

– Дюк не посыльный, – отрезала Мейбелин, и Мила поняла, что ее худшие опасения начинают сбываться. Что-то было нечисто. Ее подружка начала вести свою игру.

– Я и не говорила, что он посыльный, – сказала Мила, изо всех сил стараясь казаться спокойной. – Но мы заключили сделку. Благодаря моим сведениям Дюк сумел проникнуть в дом и вскрыть сейф, и теперь я хочу, чтобы он отвез посылку моему адвокату. Я дам тебе адрес…

– Что-то мне не нравится, как ты заговорила, – протянула Мейбелин. – Поубавь гонор-то!

Мы с Дюком пока на тебя не работаем, ясно?

– А мне не нравится, как разговариваешь ты! – отрезала Мила.

Несколько секунд девушки сердито буравили друг друга глазами, потом Мила сказала напряженным шепотом:

– Твой братец должен был замочить Ленни Голдена еще вчера. И я хочу знать, почему он этого не сделал. Может быть, у него вообще кишка тонка?

Силен только девчонок насиловать?!

– Да пошла ты в задницу! – прошипела Мейбелин. – Я не люблю, когда со мной разговаривают таким тоном.

– Я думала, мы – подруги, – пробормотала Мила, понимая всю безысходность своего положения.

Револьвер с отпечатками пальцев Тедди был теперь в руках этого ненадежного типа – братца Мейбелин, и только от него зависело, попадет он к адвокату Милы или нет.

– Не будь так в этом уверена! – фыркнула Мейбелин.

– Слушай, Мей, – сказала Мила, все еще сдерживаясь, хотя ее сухое лицо потемнело от гнева. – Если твой брат не сделает то, о чем мы договаривались, я расскажу полиции, что это он вломился в особняк Прайса и изнасиловал горничную.

– Ты не сделаешь этого! – воскликнула Мейбелин, рывком приподнимаясь на койке. – Только попробуй открыть рот – я тебе всю башку разобью!

– Я тебя предупредила, теперь все зависит от тебя, – упрямо повторила Мила, на всякий случай отступая на шаг. – Хотя я, как ты понимаешь, предпочла бы не ссориться. Мы должны помогать друг другу: сегодня ты поможешь мне, а завтра, глядишь, я тебе.

В новостях сказали, что Дюк украл барахла на несколько миллионов, и я ужасно рада за него и за тебя.

И за Прайса! – пошутила она, стараясь хоть как-то разрядить напряжение. На самом деле Миле вовсе не хотелось «стучать» на Мейбелин и Дюка – ей хотелось только одного: чтобы все прошло гладко. – Но вы должны выполнить, что обещали. Дюк должен убрать Ленни и отвезти револьвер моему адвокату. Если он сделает это, мы будем в расчете.

Но Мейбелин ничего ей не ответила, и Мила отправилась в зал заседаний суда в преотвратном настроении. Увидев своего адвоката, она первым делом рассказала ему о револьвере.

Уиллард Хоксмит был потрясен.

– Ты хочешь сказать, что револьвер с «пальчиками» Тедди Вашингтона все это время был у тебя? – недоверчиво переспросил он. – И ты говоришь мне об этом только сейчас? У тебя что – разжижение мозгов?

Мила поморщилась. Она едва выносила этого типа с ужасным запахом изо рта. С ним просто невозможно было разговаривать.

– Да, револьвер был у меня, – ответила она. – Я думала, что будет гораздо разумнее, если я сохраню его до суда – до того момента, когда он мне по-настоящему понадобится.

Адвокат фыркнул:

– С чего ты взяла, что дело вообще дошло бы до суда? Если бы эта улика попала ко мне сразу, с самого начала, ты бы давным-давно вышла на свободу. Зачем ты его спрятала?

– В общем, сегодня днем револьвер привезут в твой офис, – добавила Мила, не отвечая на его последний вопрос.

– Кто? Кто его привезет?

– Один человек.

– Какой человек?

– Просто человек, – разозлилась Мила. – И нечего меня расспрашивать.

– Я должен тебя расспрашивать, ведь я – твой адвокат, – возразил Уиллард Хоксмит. – А ты должна мне доверять. Неужели ты не понимаешь, в каком положении ты оказалась? У противной стороны есть свидетель, который под присягой показывает, что в Мэри Лу Беркли стреляла именно ты, а не Тедди Вашингтон. Этого вполне достаточно, чтобы присяжные отправили тебя за решетку единогласно, понимаешь ты или нет? А теперь оказывается, что у тебя есть револьвер с отпечатками Тедди… Кстати, как он к тебе попал?

– Это тебя не касается, – огрызнулась Мила. – Главное – эту Мэри Лу застрелил Тедди. Я ведь сказала тебе об этом с самого начала, но ты мне не поверил.

– И когда я получу этот револьвер? – уточнил адвокат.

– Сегодня в течение дня. Он будет упакован в коробку из-под ботинок, так что лучше предупреди свою секретаршу, чтобы она не совала туда свой нос. Не хватает еще, чтобы на револьвере остались ее отпечатки.

– У меня нет никакой секретарши! – возразил Хоксмит и покачал головой. – Нет, Мила, ты, честное слово, какая-то ненормальная.

– Можно подумать, что ты нормальный, – презрительно пробормотала девушка.

Глава 32

На второй день интерес прессы к процессу не только не ослабел, но, напротив, возрос еще больше, что объяснялось происшествием в особняке Прайса Вашингтона.

Сам Прайс был потрясен и пребывал в полной растерянности. Он давно знал, что суд сам по себе не сулит ему ничего хорошего, но такого он не ожидал.

Его имя прочно заняло первые полосы газет, которые наперебой сообщали читателям обстоятельства ограбления, помещая подробные – и перевранные – списки украденного. Это возмущало Прайса больше всего.

Казалось, каждый, кто умел держать в руках карандаш или набирать на компьютере простые фразы, считал себя вправе писать о нем все, что только взбредет в голову.

О нем и о бедной Консуэлле, которую Прайс от души жалел. Она работала у него уже лет пять и была милой, спокойной, аккуратной женщиной (что бы ни говорила о ней Ирен, для которой все горничные были неряхами и лентяйками). Прайсу было неприятно думать о том, что ее изнасиловали именно в его доме, хотя он и понимал, что его вины здесь нет.

– Будьте осторожны, мистер Вашингтон, – предупредил его Гринспен. – Она может подать на вас в суд.